Процесс обсуждения основных положений Стратегии развития России до 2020 года, правовую экспертизу которой в апреле 2008 г. осуществил Исследовательский центр публичнго права, продолжается.
Несмотря на то, что проект Стратегии недавно был представлен Минэкономразвития на рассмотрение в Правительство РФ, российские эксперты отмечают ряд недостатков данного документа, требующих существенной доработки.
Ниже публикуются материалы выступления на заседании Института современного развития доктора экономических наук, профессора, директора Центра исследований постиндустриального общества Владислава Леонидовича Иноземцева (сайт http://inozemtsev.net/).

"Институт современного развития (ИНСОР)
2 июля 2008 г.

Спасибо большое за предоставленное слово. Постараюсь остановиться на нескольких важных моментах. В первую очередь хочу отреагировать на основной вопрос: каким образом можно запустить «инновационную спираль» в экономике? Мне кажется, что одной из возможных ошибок является иденти­фикация (или смешение) «информационной» и «инновационной» экономик. Когда мы начинаем говорить об инновациях, мы говорим о науке, о новых технологиях, о каких-то «информационных секторах». В действительности же индустриальная экономика вполне может быть инновационной. Собственно говоря, опыт Европы первой половины XX века, опыт США 1950-60-х годов прекрасно показывают, что именно в рамках индустриальной экономики делалось огромное количество инноваций. По этому же пути шли и восточно-азиатские экономки. И мне кажется, что самой большой проблемой российской экономики является не то, что она сегодня производит слишком мало «информационного продукта!, микропроцессоров или еще чего-то, а то, что она растет за счет сырьевого сектора и примитивного сектора услуг: торговли, банковского бизнеса, риэлтерских операций, строительства. Промыш­ленность же растет медленнее, чем операции в оптово-розничной торговле или строительство. Уверен: для того, чтобы перейти к серьезной экономике знаний в будущем, необходимо создать серьезную промышленную базу.
На этом пути нас ждут несколько серьезных препятствий. Самое серьезное заключается в том, что взлет сырьевых цен и общее процветание российской экономики в последние годы создали масштабное – но «незаработанное» – благосостояние. Сегодня размер средней заработной платы в России в разы больше, чем он был в любой другой стране, начинавшей путь догоняющего развития. Чем в Японии в 1950-е годы, и в Южной Корее в 1960-е годы, не говоря уже о Китае в 1980-е годы. В этом отношении нам очень сложно идти по их пути, потому что рабочая сила в Российской Федерации неоправданно переплачивается. То же касается и ресурсов. Мы платим за энергоресурсы, допустим за бензин, в среднем в 2,4 раза больше, чем в 10 других крупных нефтедобывающих странах, включая Норвегию. Такая же ситуация складывается и по остальным основным инвестиционным товарам: алюминий, черные металлы, цветные металлы, металлоконструкции – все это стоит дороже чем в Европе. Поэтому я думаю, что важнейшей задачей, которая может привести к большому прорыву, в этой ситуации является увеличение конкуренции внутри страны. Данный вопрос относится и к институтам развития, и к государственной власти. Недавно был опубликован отчет Федеральной антимонопольной службы, показывающий, что степень развития конкуренции в России крайне низка. При этом следует сказать, что ни одна страна не достигала каких-либо серьезных экономических успехов без жесткой конкуренции внутри на внутреннем рынке или без активного выхода на внешний.

Все развивавшиеся страны, например страны Юго-Восточной Азии, выходили сразу же на мировые рынки. В связи с этим можно обозначить вторую проблему, которая существует у нас в стране: желание закрыть собственные рынки. Если вспомнить опыт Японии 1970-х годов, то увидим, что там не выдавались государс­твенные кредиты под векселя предприятий (как предлагали в своих выступлениях С.Глазьев и И.Дискин), а осуществлялась государственная программа содействия развитию, например, автомобильного сектора, под гарантии того, что та или иная компания займет через 5, 7, 10 лет определенную долю на мировом рынке. Если компания не выполняла данное условие, государство требовало от нее возврата выделенных денег, если цель достигалась, то долг просто-напросто списывался. Но в результате конкуренция на мировых рынках, в которой вынуждены были участвовать японские производители, отчасти заменяла собой отсутствие явной конкуренции на самом японском рынке. Что же касается нынешней России, то у нас нет конкуренции ни внутри страны, ни конкуренции на мировых рынках.

Следующий момент, который бы я хотел отметить, заключается в том, что я не стал бы возлагать большие надежды на бюджетное финансирование ни в сфере образования, ни в сфере науки. Опыт тех же быстроразвивающихся стран Юго-Восточной Азии показывает, что, допустим, и в Сингапуре, и в Малайзии после кризиса 1998 года были заданы государственные ориентиры на повышение доли расходов на НИОКР и на фундаментальную науку в ВВП. Государственные расходы на данную сферу были существенными, но за этим ничего не последовало. В данном случае речь идет о том, что если в обществе не существует достаточного количества творческого потенциала, то дополнительное финансирование не принесет успеха. Творческий по­тенциал нарабатывается только лишь в процессе самого творчества, то есть во время работы; а данная работа не происходит в вакууме. Здесь сегодня говорилось о предприятиях, которые не имеют производственных мощнос­тей. Я вполне согласен с тем, что в США есть такие предприятия. Но, во-первых, я не считаю, что это очень хорошо, а во-вторых, они образовались в стране, где до этого десятилетиями люди (в том числе и работающие ныне на этих предприятиях, или их учителя), трудились в компаниях, которые имели производственные мощности. Американцы имели производственные мощности и в производстве компьютеров, и в производстве микрочипов, то есть были на передовых позициях. Нельзя перескочить этот этап развития.

Что касается вопроса, связанного с институтами развития и нашими прогнозами. Мне кажется, здесь есть два аспекта. Первый состоит в том, что сначала мы пугали себя тем, что будут падать цены на энергоносители, и наша экономика будет испытывать какие-то негативные воздействия. Сейчас же мы с надеждой ждем падения этих цен. В той же «Стратегии 2020» в районе 2010-2011 гг. заложен спад нефтяных цен, который должен будет способствовать развитию трех сценариев: инновационного, информационного и т.д. Но я не очень уверен в том, что это произойдет. Мне кажется, что этого может и не случиться. Если бы так и случилось, то вполне вероятно, что инновационный сценарий имел больше шансов на развитие. Но проходит год за годом, эксперты говорят о скором падении цен, а они все равно продолжают расти. Мне вовсе не кажется, что эти цены спекулятивны; они показывают то, что экономики западных стран справляются с этими проблемы. Ведь не от высоких цен на нефть начала «заваливаться» американская экономика, а от собственных кредитных проблем. В европейской экономике нет таких проблем, и поэтому она более устойчива. Западные экономики свыкаются с высокими ценами на ресурсы и будут продолжать свыкаться, поэтому я не вижу возможности того, что они рухнут. А вместе с предположением того, что данные экономики не рухнут, можно предположить и то, что наша инновационная экономика не разовьется, так как она будет не слишком нужна.

И последнее. Понимаете, когда мы говорим об инновационном развитии, мы должны понимать, чтó есть субъект этого инновационного развития? Субъектом инновационного развития в любой стране, которая шла по этому пути, являлся средний класс. Сейчас много говорят о развитии среднего класса в России, он действительно увеличивается, что не может не радовать, но я не уверен в том, что средний класс – это некая объективная данность для рыночной экономики. Над формированием среднего класса все экономики мира очень упорно работали. Само появление среднего класса в США, которое началось со времен реформ Ф.Д.Рузвельта и впоследствии укрепилось во времена Дж.Кеннеди и Л.Джонсона – это очень сложный, вполне искусственный процесс. Если посмотреть на ситуацию в американской экономике в 1928 году и в 1973 году, то в 1928 году в США было 38 миллиардеров, в к 1973 году их осталось 13. Это стало следствием того, что налоги на бизнес, на очень высокие доходы были серьезно увеличены; средний класс вырос, он осознал себя, как центральную силу в обществе, он понял, что его сила в образовании, в способности действительно сделать вклад в развитие производства и получить по заслугам. В России нет этого. Россия – это вторая страна в мире по количеству миллиардеров. Мы сегодня фактически создали фетиш богатства в качестве национального идеала и в этой ситуации мы никогда, к сожалению, не создадим таких идеалов как инновативность, интеллектуализм, меритократия. Мы с вами живем в полностью потерянное с точки зрения ориентиров десятилетие, и если политика в отношении целей и задач развития не будет самым серьезным образом пересмотрена, вряд ли мы сможем достичь в экономике чего-то по-настоящему серьезного.

Спасибо за внимание."