Принципы правовой технологии

Одна из ключевых задач исследования правовой технологии — познание ее принципов и определение их места в конструировании эффективной правовой системы. Такой подход, как представляется, помогает понять базовые моменты и условия формирования правовой системы с точки зрения ее эффективности и рациональности.

Следует сразу сказать, что эффективность, как качественный показатель функционирования правовой системы и составляющих ее элементов, является лейтмотивом и вместе с тем  - критерием адекватности правовой технологии. Сам выбор принципов, методов, средств и общественных институтов, составляющих механизм правовой технологии, обусловлен этой целью.

Начнем наш анализ с принципа объективности, который, как будет показано, выступает необходимым условием формирования и реализации эффективной правовой системы, комплекса правовых средств и процессов. Каковы же особенности этого принципа? Какова его специфическая природа по сравнению с социально-философским принципом объективности?

Специфическая природа принципа объективности правовой технологии детерминирована, прежде всего, особенностями объекта правовой технологии. Как мы уже отмечали, объектом правовой технологии выступает не всемирно-исторический процесс, не макроистория, а конкретно-историческая и правовая ситуация, микроисторическая обстановка и свойственная ей объективность. В силу этого объективность, выраженная в принципе правовой технологии, характеризует правовые и иные социальные процессы и явления в рамках данной обстановки и данной социально-правовой ситуации.

Это положение вносит существенные коррективы в систему научного познания в области философии права, нацеленного на исследование «правовой природы вещей», то есть того, что заложено в реальной действительности права. Оно означает, что законодатель должен предварительно тщательно и всесторонне, во всей полноте изучить конкретные общественно-правовые отношения, которые подлежат законодательной регламентации.

Для решения такой задачи необходимо не только и даже не столько знание общих законов формационного развития цивилизации, сколько понимание конкретных закономерностей и вытекающих из них специфических потребностей и интересов общества[1]. В связи с этим сторонник правовой технологии, представляя общие закономерности происхождения государственных институтов, не ограничивается этими знаниями. Ведь понятие «объективность правовой технологии» базируется не на использовавшихся ранее для исследования генезиса государства и права общетеоретических категориях типа «историческая необходимость» и «общественно-экономическая формация»», а на иных категориях и понятиях, опирающихся на конкретный анализ конкретной ситуации. Это, прежде всего, понятия, фиксирующие реальные процессы и явления политической и правовой жизни, фактические общественные отношения, конкретные закономерности, присущие данной социально-правовой ситуации со всеми ее противоречиями и тенденциями.

Одно из таких понятий — «конкретно-историческая правовая ситуация», ибо правовая технология «требует конкретного анализа каждой особой исторической ситуации»[2]. По этой причине внимание правового технолога нацелено на детальный анализ реальной ситуации в обществе и действующих государственных институтов, исследование механизма их действия, выявление ресурсов, которые помогут властным органам эффективнее решать задачи в области правотворчества и правоприменения.

Получение знания о конкретной социально-правовой ситуации предполагает сбор и анализ эмпирической социально-правовой информации. В современных условиях автоматизированные информационно-поисковые системы в области законодательства значительно расширяют возможности правового технолога. При этом методы сбора и анализа социальной и правовой информации должны отвечать требованиям, предъявляемым к научному знанию. Полученная информация должна быть полной и всесторонней, очищенной от конъюнктурных и идеологических наслоений.

Такая информация воспроизводит объект правовой технологии не в виде эклектической суммы процессов и явлений, а как систему взаимодетерминированных и взаимообусловленных элементов. В силу этого объективность правовой технологии базируется не на линейной причинно-следственной связи, а на причинности как «конкретном взаимодействии» социально-правовых явлений и процессов.

Таким образом, принцип объективности правовой технологии предполагает познание не столько общих исторических закономерностей происхождения и функционирования права, сколько конкретных, специфических закономерностей, присущих данной локальной социально-правовой действительности; не только применение дедуктивного и индуктивного (эмпирического) методов познания, но, в первую очередь, учет детерминации, как конкретного взаимодействия многих факторов, среди которых существенную роль играет право. Из этого следует, что юридический закон, призванный эффективно служить обществу, — это закон, отражающий богатство и своеобразие реальной жизни, а не абстрактное ее видение. Можно сказать и так: если закон содержит в себе потенциал эффективного воздействия на общественные отношения и процессы, то он адекватно отражает «правовую природу вещей», специфические потребности общественного развития.

Следует напомнить, что требования принципа объективности правовой технологии имеют важное значение для толкования права. В данном случае предполагается использование различных методов, в том числе методов герменевтики. Соблюдение таких требований помогает выбрать оптимальные правовые средства, которые наиболее отвечают интересам как общества, так и отдельных граждан, способствуют развитию прогрессивных тенденций.

Итак, раскрытие специфической природы объективности, определение методов ее познания позволяет ответить на вопрос, почему объективность играет столь значительную роль в формировании эффективной правовой системы. В самом деле, можно ли рассчитывать на эффективное правовое воздействие юридических средств, если они не воспроизводят реальную жизнь, ее динамику и прогрессивные тенденции, т.е. если они не соответствуют принципу объективности правовой технологии? По-видимому, нет. Подтверждением тому служат отступления от рассматриваемого принципа. В частности, это игнорирование принципа историзма в ходе нормотворчества и стремление к бездумному, механическому заимствованию иностранных правовых институтов, не адаптированных правовой природой вещей современной российской действительности, не учитывающих ее противоречий и тенденций. Таковы, например, попытки законодательно включить в правовую систему России присущий американской и английской системам институт доверительной собственности. Из того же ряда - поспешные принятия правовых решений без предварительного скрупулезного изучения реальных возможностей их осуществления, например, финансовых. Все это - подтверждение того правила, что законы и иные правовые решения, принятые в нарушение принципа объективности, без соблюдения его требований, закономерно становятся «неработающими», а потому и неэффективными.

Более полное представление о роли и месте правовой технологии в конструировании эффективной правовой системы мы получим, изучив другие ее принципы — принцип генетичности, активности права и принцип эволюционности изменения правовых институтов и правовой системы в целом.

Прежде чем приступить к рассмотрению принципа генетичности, отметим, что ныне проблема активности права, его детерминирующего воздействия на общество вызывает усиленный интерес. Несомненно, что этот интерес внутренне связан с происходящей ломкой прежней правовой системы, свидетельством чему является жесткая критика теории базиса и надстройки.

Нельзя сказать, что критика этой теории не содержит в себе конструктивного начала. Но данная конструктивность состоит отнюдь не в утверждении, что данная теория вообще неприемлема, даже применительно к формационным законам, а в требовании соблюдения границ ее действия, за пределами которых жесткий экономический детерминизм теряет свое значение. Границы эти, как известно, очерчены социально-экономической формацией. На базе ее законов существует формационный подход к определению типа государства и права. Вместе с тем эти границы не всегда учитывались, имело место расширительное их толкование. В итоге действительно принижалась роль детерминирующей, генетической природы права, игнорировалось его реальное воздействие на общественные сферы.

В то же время подчеркнем, что и ныне существует недооценка детерминирующей природы права, хотя уже в иной модификации. В первые годы реформ бытовало мнение, что правовая регламентация должна не мешать экономической саморегуляции: якобы «рынок сам все расставит по своим местам», «все само собой образуется». Иначе говоря, отвергнув ортодоксальный взгляд на право как надстройку над базисом, мы все же продолжали отдавать предпочтение экономике, базису, причем в форме стихийных рыночных отношений, заявляя об их приоритетах в регулировании разных сфер общества. Но законодатель так и не дождался, пока «невидимая рука рынка» начнет наконец по линеечке строчить нужные обществу законопроекты.

Ныне высказываются всевозможные соображения по поводу того, чтобы установить пределы правовой регуляции и расширить поле деятельности для не регулируемого правом рынка. Но единственными реальными последствиями применения «рыночной» концепции, как будет показано, стали лишь коммерциализация права и однобокий характер законодательной деятельности: как правило, законодатель ограничивается «в принимаемых законах и подзаконных актах чисто рыночным правовым механизмом»[3].

Однако следует со всей определенностью заявить, что иллюзия, будто бы рыночная саморегуляция должна считаться приоритетной по отношению к правовой регуляции (представление, особенно опасное в процессе криминализации общества), в настоящее время не только выступает теоретическим оправданием пассивности права, но и препятствует раскрытию юридической наукой действительной регулирующей силы права.

Фактически такое представление влечет за собой искусственное ограничение действия правовых регуляторов, ведет к «недееспособности» законов и в результате - к правовому хаосу. Научное познание всеобщих и всепроникающих генетических свойств права на деле есть путь преодоления трансформации представления о свободе в представление о вседозволенности. Эта проблема, как верно отмечают правоведы, в наше время является одной из самых актуальных[4].

Не менее интересна (в силу своей парадоксальности) и противоположная тенденция — пропагандистская переоценка возможностей права. Дело в том, что ныне в сознание общества внедряется идея о том, что право, по силе воздействия на общество, мощнее и выше государства. (Попутно заметим, что эта идея была сформулирована еще в ранне-буржуазной естественно-правовой доктрине.) На практике такое подчеркивание «активности» права и «пассивности» государства не повысило авторитет закона.

Более того, возвеличивание роли права и преуменьшение значения государства привело к умалению реального воздействия права на общественные отношения и поведение людей. Провозгласив первенство права перед государством, противопоставив одно другому, мы разрушаем детерминирующую основу эффективности правового воздействия, внутреннюю взаимосвязь и взаимообусловленность государства и права. Разумеется, применение этой идеи в социальной и юридической практике способствовало развитию правового нигилизма и усилению беззакония.

Словом, и «рыночная» концепция, и концепция «первенства права» ведут к утрате правом его генетических свойств, к снижению правового воздействия на социальные отношения и поведение людей. Очевидно, что для исследования проблемы активности права необходим иной методологический подход. Рассмотрим основные черты такого подхода, который, как представляется, позволяет с научных позиций подойти к анализу принципа генетичности, к выяснению подлинной активности права и правовой системы как мощного средства воздействия на общество, обеспечения его стабильности.

Прежде всего, здесь следует опираться не на линейную систему детерминации, а на причинность как взаимодействие. Что же означает изменение метода детерминации? Оно означает рассмотрение права, как одного из взаимодействующих факторов среди ряда других — экономических, политических, социальных и духовных. В процессе их взаимодействия право проникает в разные сферы общественной и личной жизни, воздействует на сознание и поведение людей. Тут нет однолинейной зависимости типа «базис определяет надстройку или рынок все решит», здесь действуют многофакторные взаимозависимости и взаимообусловленности. Право выступает как исключительно богатая и мощная система, регулирующая общественное развитие. Особенно важно отметить всепроникающий характер права, который придает многообразным социально-экономическим отношениям правовую форму. Такова нормально функционирующая правовая система.

Изучим эти моменты более подробно. Продолжая мысль о всеобщности воздействия права на общественные отношения, заметим, что в государстве, претендующем на то, чтобы считаться правовым, право действует не в отдельных локальных сферах общества, а проникает во все сферы и институты социального организма. Это свойство права имеет особо важное значение для современной действительности России. В самом деле, после разрушения в стране административной системы государственного управления возник вакуум в сфере управления. Заполнить этот вакуум может только право, которое позволяет создать устойчивый и предсказуемый порядок в общественных отношениях. Право с помощью механизмов юридической ответственности препятствует разрушению правового пространства, обеспечивает возможность активной, творческой деятельности человека. К сожалению, сегодня эффективность права как всеобщего средства регуляции общественных отношений пока еще далека от требований правового государства.

Активность права заложена в природе нормы права и обусловлена неотвратимостью ответственности за нарушение нормы. Особенность генетической природы права состоит в том, что оно не только устанавливает нормы поведения, но и осуществляет контроль за их соблюдением, т.е. активно воздействует на субъекты общественных отношений, детерминируя границы их действия или бездействия. Вместе с тем, генетический потенциал права не ограничивается лишь совокупностью его норм. Сила права неизмеримо возрастает, если мы рассматриваем его в системном аспекте. В этом случае право выступает не только в виде совокупности норм, но и, как отмечает В.Н. Кудрявцев, «в правовых принципах, не только в общих правилах поведения, но и в конкретных правовых распоряжениях, не только в объективном, но и в субъективном праве, не только в «возведенной в закон» воле государства, но и в правосознании народа, не только в установленном долженствовании, но и в фактической реализации правовых требований. И лишь вся совокупность этих моментов в их целостности, единстве и системности превращает право в мощное средство упорядоченности общественной жизни»[5].

В приведенном высказывании раскрываются системные свойства генетического принципа права, его природа и структура. Его применение, с учетом целостности его составляющих, не только усиливает активность права в регулировании общественных отношений, но и выдвигает новые методологические требования к формированию правовой системы общества.

Используя системный подход в раскрытии генетического принципа права, мы, по существу, переходим к системно-содержательному определению права с присущими ему свойствами и характеристиками, которые были нами рассмотрены ранее. Базируясь на содержательном определении права, мы значительно расширяем сферу действия генетического принципа правовой технологии, а, следовательно, и круг подходов, методов и процедур, с помощью которых законодатель и правоисполнитель могут придать правовой системе и ее элементам эффективность.

Каковы же эти методы, подходы и процедуры и как они действуют в осуществлении целей повышения эффективности правового воздействия?

Прежде всего, использование системно-содержательного понятия права позволяет нам преодолеть узость понимания правового воздействия, которое порой сводится к действию отдельных юридических средств. В этом смысле нельзя ни преуменьшать, ни преувеличивать роль юридических гарантий. Скажем, конституционные юридические гарантии могут реализовать свой потенциал лишь при наличии эффективного механизма правореализации, преодоления коррумпированности чиновников, создания материальных гарантий для осуществления и защиты прав и свобод. Содержательное понимание права выводит законодателя, правового технолога на широкое определение генетической природы права и его эффективности. В данном случае, помимо юридических средств, в процесс правореализации включаются ценностная составляющая, правовая политика, механизм реализации права, практическое регулирование общественных отношений и поведения людей.

Такой подход охватывает все основные сферы правовой системы, в том числе законотворческую, правоприменительную, правовое сознание. В этом смысле эффективной правовую систему можно назвать лишь в том случае, когда требования генетического принципа содержательного права, его системные и ценностные положения реализуются во всех этих сферах. Это означает, что каждая из указанных сфер, а не только правотворческая, обладает ресурсами для создания эффективной системы права. Важно заметить, что при таком подходе ответственность за эффективность правового воздействия несет не только законодатель, но и правоприменитель, каждый гражданин. Особое место здесь занимают государство, его органы и должностные лица. Они призваны руководствоваться правовым законом, защищать законность во всех сферах жизни, т.е. на деле реализовывать правовую политику.

Среди факторов, обусловливающих активность права, его воздействие на государство, особое место занимает личность. Личность — правовой технолог является активным и сознательным участником конструирования правовой системы. Исторический опыт показывает, что государство далеко не всегда «обязывает себя» проводить правовую политику, выполнять созданные им законы. Сегодня мы вновь убеждаемся в справедливости мысли о том, что «органы государственной власти бывают действительно связаны законами только тогда, когда им противостоят граждане, наделенные субъективными публичными правами»[6]. Иначе говоря, роль личности как правового технолога в создании эффективной правовой системы очень велика, особенно в государстве, которое исповедует праволиберальные ценности, ограничиваясь формально-абстрактным законодательством. Таким образом, генетический принцип обеспечивает широкий спектр возможностей, средств и методов для деятельности правового технолога, осуществления целей, направленных на формирование правового государства и эффективной системы права.

Наконец, право играет особую детерминирующую роль в формировании оптимального сочетания свободы и справедливости. В ходе предшествующего анализа мы достаточно изучили этот вопрос, рассматривая право как равную меру свободы, как правовую свободу и как справедливость (см. параграфы 2.1 и 2.2). Тут же напомним слова Маркса, что «там, где закон является действительным законом, т.е. осуществлением свободы, он является действительным осуществлением свободы человека»[7], т.е. его интересов и потребностей. В России право, к великому сожалению, из-за отсутствия правового государства и гражданского общества, во многом не может проявить свои генетические свойства и реализовать свой истинный потенциал.

Особое место в построении эффективной правовой системы занимает принцип эволюционности. Этот принцип в известном смысле определяет прагматическую функцию правовой технологии, ее роль в правовой системе. Он позволяет избежать издержек — непродуктивной растраты средств и опыта в ходе радикальных, быстрых и масштабных изменений, как правовых институтов, так и правовой системы в целом. Известно, что радикальный путь ведет к разрыву с прошлой системой права, к разрушению государственно-политических институтов. В результате жизнь начинается, как бы с чистого листа. В современной России такой подход привел к разрушению прежней правовой системы; как следствие этого, возник даже не правовой вакуум, а правовой хаос. Образовавшаяся «правовая ниша» заполняется разными юридическими суррогатами, которые, как правило, не имеют никакого отношения к праву, его социальной ценности. С точки зрения эффективности построения и функционирования правовой системы, эволюционный путь, по сравнению с радикальным подходом,  имеет ряд явных преимуществ. Прежде всего, эволюционные изменения в праве и государстве осуществляются не спонтанно, а на основе продуманной и обоснованной программы, четко сформулированной концепции построения правовой системы.

Правовой технолог (законодатель или правоприменитель) имеет ясные цели, учитывает очередность проводимых изменений. При этом каждый новый этап конструирования правовых институтов осуществляется после того, как получены результаты от предшествующего этапа. Если норма права или иная правовая установка в практическом ее применении оказывается неэффективной, то правовой технолог (законодатель) вносит в нее изменения, т.е. корректирует ее, причем корректировка правовой нормы осуществляется исключительно в русле повышения ее эффективности и рациональности. Благодаря этим мерам, в конечном счете, достигается эффективность как отдельной правовой нормы, так и системы права в целом. Такой подход позволяет создать современную систему правотворчества и правоприменения.

Следует обратить внимание на экономичность и рациональность рассматриваемой здесь концепции конструирования правовой системы. Экономичность достигается тем, что если те или иные частичные изменения, внесенные в правовую систему, неудачны с точки зрения их эффективности, то они легко, при малых затратах могут быть скорректированы и включены в систему уже существующих эффективных правовых средств. Если же осуществляются радикальные изменения, то в этом случае, чтобы их скорректировать в целях достижения эффективности правового воздействия, требуются значительные интеллектуальные силы и финансовые затраты, не говоря уже о том, что для реализации таких целей необходимо длительное время.

Что же касается рациональности, то эволюционный подход включает в себя «субъективный фактор» — продуманность принятия новых или изменения прежних правовых актов, демократичность процедур правотворчества. Эти меры помогают создать обстановку гласности, осознанности предполагаемых изменений, позволяют вовлечь в конструирование правовой системы как можно больше людей и тем самым придают отдельным правовым институтам и правовой системе в целом рациональный характер.

Для понимания принципа эволюционности, его роли в анализе проблемы эффективности правового воздействия необходимо рассмотреть также механизм преобразования правовой системы. Основу этого механизма составляет способ конструирования правовой системы, базовым элементом которого является преемственность. Речь идет о реформировании, при котором сохраняется все ценное, что было в прежней системе. Этот подход позволяет совершенствовать отдельные элементы, не разрушая системы в целом, что придает динамизм ее развитию и вместе с тем обеспечивает ее стабильность. Применительно к переходному периоду, переживаемому Россией, такой способ изменения и построения правовой системы предполагал органический синтез преимуществ, присущих социалистической правовой системе, и новых качеств, обусловленных переходом к эффективной рыночной экономике.

Преимущество такой системы действий не вызывает сомнения. Но в “переходный период” был избран иной способ построения системы права - способ энергичных и быстрых изменений, что привело к отбрасыванию многих жизнеспособных элементов имевшейся системы, а значит - к заведомому ослаблению правового пространства, появлению пробелов в праве и т.д. Зато ныне депутаты сетуют на снижение эффективности правового регулирования, падение уровня правового сознания и правовой культуры.

Анализируя принцип критического рационализма, нельзя не сказать о том, как он трактуется в попперовской концепции социальной инженерии, или социальной технологии. По мнению К. Поппера, использование этого принципа подтверждает «тот факт, что в своей основе рационалистический подход вытекает (по крайней мере, гипотетически) из акта веры — в разум»[8]. В то же время в нашей воле избрать «критическую форму рационализма, которая искренне признается, что ее источником является иррациональное решение (и которая в этом отношении признает определенное первенство иррационализма)»[9]. Таким образом, с его точки зрения, критический рационализм — это подход, ограничивающий рациональность, т.е. разум, логическую основу познания, и утверждающий некий приоритет иррационализма.

Такая трактовка критического рационализма и его сопоставление с иррационализмом (верой в эмоции, чувства, в интуицию и т.д.), на наш взгляд, достойны внимания. В самом деле, неверно преувеличивать и, более того, абсолютизировать рационализм, хотя он и является единственным средством научного подхода. Но критический рационализм нельзя сводить только к этому аспекту. Наша позиция такова: критический рационализм как принцип правовой технологии проявляет себя, по крайней мере, еще в трех аспектах.

Во-первых, этот принцип позволяет критически подойти к роли и месту общесоциологических законов, признавая ограниченность их действия в рамках конкретного социального и правового пространства, данной правовой ситуации. При этом мы должны признать определенное первенство специфических закономерностей относительно общесоциологических, что и было нами показано при анализе научной основы правовой технологии.

Во-вторых, данный принцип предполагает критический подход к конкретной правовой или социальной реальности, являющейся объектом нашего исследования. Суть этого подхода состоит в раскрытии множества тенденций и возможностей конкретной социально-правовой реальности и в критическом осмыслении этих тенденций и возможностей, т.е. в определении наиболее оптимальной, с точки зрения аксиологической и прагматической функций, правовой технологии. За такой аналитической процедурой следуют принятие необходимых мер и использование средств, позволяющих ограничить или нейтрализовать действие регрессивных тенденций, препятствующих формированию реальных демократических институтов. Так, анализ ситуации в современной России показывает, что на правотворчество влияет ряд факторов, которые снижают его эффективность и гуманистический потенциал.

В-третьих, критический рационализм призван преодолеть различные формы «рационального иррационализма». Дело в том, что нередко иррационализм существует не только за пределами разума, но, напротив, является продуктом сознательно хорошо рассчитанной и выстроенной программы, когда исполь