Радио «Финам ФМ» 6 февраля 2009 г.

 - Мне кажется, что эта программа у них есть, но она не совсем правильная. Мне кажется, что та программа, которую сейчас пытается выполнять российское правительство, - это программа, которая во многом списана, срисована с программ, которые предпринимаются в США и в Европе.

 - То есть это некая калька. Но она адаптирована к российским условиям?

 - Нет, она не адаптирована. Принципиальное отличие между тем, что мы имеем в США, Европе и тем, что мы имеем у нас в России заключается в том, что в США и Европе регулирующие органы: Центральные банки, Министерства Финансов, - имеют дело с вбрасыванием в экономику тех денег, в которых сделаны долги в этих государствах и этих регионах. То есть американцы эмитируют доллары и вбрасывают их в финансовый сектор, преследуя тем самым цель погасить те долги, которые они имеют в долларах. Европейцы, пусть и в гораздо меньших объемах, вбрасывают в свою финансовую систему евро, погашая тем самым долги и неплатежи в евро, то же самое делают британцы в фунтах. В России ситуация принципиально иная. В отличие от США, Европы, Великобритании в России рубль – это не конвертируемая валюта, поэтому долги, которые отягощают экономику сделаны, как правило, в долларах. Мы вбрасываем рубли в экономику, которые моментально переходят в доллары. В отличие от США, мы ограничены в своих резервах, у нас со всех сторон стоит очень много флажков, но мы действуем так, как будто их нет.

- Но с другой стороны последние заявления российского Премьер-министра В.В. Путина говорят о следующем: не смейте соваться на валютный рынок, иначе мы вам поотрываем головы. Это, конечно же, вольная трактовка его цитаты, он высказался более дипломатично, но суть его слов заключалась именно в этом. То есть то, что мы наблюдали в конце 2008 года, не должно быть допущено в 2009 году. По его словам необходимо финансировать реальный сектор экономики. Ваши комментарии по этому поводу.

 - Мой комментарий заключается в том, что Премьер-министр, безусловно, прав, говоря о том, что не следует лезть на валютный рынок. Однако одни только увещевания приносят мало пользы. Необходимо было в самом начале, когда начинались программы помощи банкам, выставлять жесткие требования по ограничению доступа на валютные рынки. Нужно было жестко устанавливать институциональные барьеры, необходимо было жестко ограничивать операции на валютном рынке, может быть даже, вводить новую систему валютного контроля, уходить от полной конвертируемости рубля к частичной, которая существовала до 2006 года.

 - Вы допускаете такой вариант.

 - Да, вполне. Я думаю, что ЦБ мог взять этот метод на вооружения в качестве противодействия кризисным тенденциям в экономике, как это происходило до 2006 года, тогда это было бы гораздо более эффективно. Сейчас основная волна паники по поводу обесценения национальной валюты уже прошла, но, безусловно, новые выплески денег на рынок будут давить на валютный рынок. Я думаю, что мы не удержим курс 4. Но, так или иначе, идея правильная, а исполнение ее ужасно.

 - Скажите, а тот процесс, который мы наблюдали и который по словам чиновников называется мягкой девальвацией… На сколько оправдан был этот шаг? Были золотовалютные резервы. Эти резервы отнюдь не маленькие, даже при том их истощении, которое наблюдается на сегодняшний момент. Я слышал разносторонние мнения на этот счет, которые сводились к тому, что можно было держать курс рубля на отметке 15 рублей за один доллар, что сегодняшний курс зависим от позиции Центробанка. С другой стороны в прошлом году мы видели всяческое противодействие укреплению курса рубля, то есть его пытались ослабить. Мне хотелось бы выяснить вашу позицию. Если мы пошли на девальвацию, то какую цель мы при этом преследовали?

- Это очень хороший вопрос. Я думаю, что мы не преследовали никакой особой цели, когда мы шли на эту девальвацию. Мы попали в такую ситуацию…

- Я вам должен сказать, что это очень хороший ответ. То есть мы не имели цели?

- В данном случае мы не имели цели. Мы пошли на эту девальвацию под воздействием тех обстоятельств, которые сложились на рынке. С одной стороны мы имели резкое усиление курса доллара на международных валютных рынках во второй половине года, - нельзя это сбрасывать со счетов, - сейчас ситуация стабилизировалась. Но переход курса доллара к евро от 1,6 к 1,25 был очень существенным. Это, во-первых. Во-вторых, мы имели давление на рубль со стороны огромной рублевой массы, которая пришла из государственной казны на рынок. Мы имели объективную потребность в долларах для выплаты внешнего долга, даже за счет собственных средств предприятий. Таким образом, все играло против рубля. Поэтому мне кажется, что период между концом октября и концом января – это период когда ЦБ РФ просто давал возможность российской валюте отступать под влиянием определенных обстоятельств, иногда он даже ускорял этот процесс, судя по динамике торгов. Но, в любом случае, мне не кажется, что эта девальвация преследовала какую-то цель. По большому счету я почти уверен в том, что никакой цели мы не достигли.

- Мне кажется, что вы не будете спорить, что такими шагами подорвано доверие к национальной валюте.

 - Да, это действительно так. Это доверие было подорвано и быстрой девальвацией. При нынешней медленной девальвации это доверие также подрывается. Но я не думаю, что в данной ситуации нужно очень жестко обвинять центральный банк. Доверие к рублю отражает доверие ко всей российской экономике. Доверие к экономике было подорвано раньше, чем доверие к рублю. Мне кажется, что здесь необходимо понимать некоторые границы. То есть, если мы понимали, что никакого эффекта от девальвации мы не получим, то, может быть, следовало остановить ее немного раньше или разделить ее на два этапа и остановиться.

- А как же заявление о том, что этим воспользуются российские товаропроизводители.

- Я не думаю, что эта девальвация столь существенна, чтобы им помочь. Ситуация заключается в том, что если бы мы увидели девальвацию, которая была бы сопоставима с 1998 годом, то здесь можно было бы говорить о позитивном эффекте. Но если посмотреть на динамику экспорта и импорта, то мы увидим, что импорт снижается медленно. Импорт, в действительности, очень важен даже не с точки зрения конечного продукта. Импортный компонент существует в большинстве российских производств: в пищевой промышленности, в легкой промышленности, в высокотехнологичных производствах, - поэтому я думаю, что такое опускание рубля на треть не приведет к каким-либо существенным последствиям в структуре потребления внутри страны. Допустим на рынке фармацевтики, пищевой промышленности нашим производителям крайне сложно конкурировать даже при такой девальвации, потому что продукты или медикаменты высокого качества вообще не производятся в нашей стране.

- Скажите, почему Россия оказалась неготова к такому масштабному серьезному кризису? До последнего момента людей пытались успокоить, утихомирить, слово «кризис» вообще чуть не попало под цензуру. Но сейчас все осознают глубину этого кризиса. Падение промышленного производства очень серьезное, и оно продолжается по нарастающей. Это падение, скорее всего, мы будем наблюдать и в следующем квартале. Связано ли это с той политикой, которая проводилась нашим правительством? Или же это связано с изменениями мирового сырьевого рынка? Но при всем при этом возникает вполне очевидный вопрос: почему реакция была такой запоздалой, ведь эти процессы шли не один месяц?

- Здесь есть два аспекта этого вопроса. С одной стороны, этот вопрос правомерен: почему не увидели? Многие это видели, но Россия до последнего времени не хотела на это обращать внимание. Все это было связано и с упоением от рая на фондовом рынке, который наблюдался в середине года в мае; это было связано и вставанием с колен во время грузинской войны. То есть все остальные моменты казались фоновыми, на них старались не обращать внимание. Но с другой стороны, я не совсем с вами согласен в том, плане, что Россия подошла к кризису неподготовленной.

 - Вы сейчас, наверное, имеете в виду «подушку безопасности».

 - В данном случае я очень хорошо отношусь к А.Л. Кудрину, хотя многие хотят, чтобы он ушел в отставку.

 - Мне кажется, что только ленивый сейчас не призывает его это сделать.

- Я отношусь именно к этой категории людей, потому что мне кажется, что то, что он делал в последние годы во главе Министерства финансов – залог того, что в настоящий момент мы еще не находимся в состоянии полной рецессии. Другая проблема заключается в том, что российское правительство подошло не готовым психологически и концептуально к этому кризису. Это произошло просто потому, что оно слишком хорошо увидело ту грань, тот круг возможностей, за который оно даже не подумало выйти. Мне кажется, что данная интеллектуальная несмелость сыграет с нами злую шутку, так как в ситуации, когда все рушится, рушатся и правила. На мой взгляд, не следовало быть самым святым в этой ситуации, когда все разваливается. Я думаю, что нужно было идти на гораздо более жесткие шаги, прекрасно понимая, что это может затянуться надолго. Главный шаг, который я неоднократно предлагал – шаг, предпринятый Малайзией в 1998 году, когда страна, по сути, отключала свой рынок от валютного, прекращала конвертацию, закрывала каналы экспорта капитала и, таким образом, преодолела кризисные тенденции в экономике.

- Да, но Россия – это не Малайзия, здесь этот вариант может не пройти.

- Почему? Мне кажется, что у нас это пройдет гораздо лучше, при том что Малайзия – это не мировая держава, но под огнем критики прошла этот путь.

 - Но какая реакция будет со стороны иностранных государств, если Россия все же вступит на этот путь?

 - Мне кажется, что когда мы вводили войска в Южную Осетию, мы об этом не думали.

 - То есть мы показали, что мы можем идти на такие шаги.

 - В данном случае это было бы вторым подобным шагом. Более того, я хочу сказать, что даже не обязательно было идти на какую-то резкую конфронтацию. Даже соблюдая правила, можно сказать: господа, вы хотите получить долги с наших компаний, но это не российское государство, оно не несет ответственность по долгам господина Дерипаски.

 - Да, но сейчас по факту получается, что ситуация обратная, и правительство пытается взять на себя эти обязательства.

 - Оно уже взяло на себя эти обязательства. Но мне кажется, что это и было ошибкой. Необходимо было быть более спокойными, посмотреть на происходящее и сказать: если вы хотите, чтобы мы выплатили вам долги, то давайте пойдем на отсрочку; у нас есть государственные облигации, поэтому давайте поменяем долги Дерипаски на эти облигации с погашением в 2020 году, например. Все, вы не уводите резервы, вы рассрочиваете платежи, активы господина Дерипаски государство все равно забирает, потому что оно встало в ответственность перед западными инвесторами. При этом у нас оставались бы наши резервы.

- И активы при этом уходят из разряда токсичных.

…

- Мы продолжаем программу «Реальное время». У нас идет интересный злободневный разговор с директором центра исследований постиндустриального общества, политологом и доктором экономических наук Владиславом Леонидовичем Иноземцевым. Напомню наш главный вопрос: поддерживаете ли вы антикризисные меры российского правительства?

Вопрос от радиослушателя.

- Андрей, мы с Владиславом Леонидовичем полностью с вами согласны, но критиковать легко, а практическое воплощение всегда гораздо более сложно. По вашему варианту что необходимо сделать?

 - Я полностью солидарен с Андреем, я об этом уже говорил в других публикациях. Идея заключается в том, что вместо вкладывания государственных денег в банки, гораздо лучше было бы обнародовать некий список предприятий и не просто пообещать им помощь, а принимать в залог государственных кредитов их векселя. В этом случае можно через ВТБ, Внешэкономбанк, через Сбербанк организовать прямое финансирование, допустим, выкуп векселей этих промышленных компаний или их прямое кредитование под залог их активов. При этом данные предприятия в ускоренном порядке могут выпустить обычные облигации. Даже Федеральная резервная система в США в последние дни, после того как он снизил ставку до 0 – 0,25%, рассматривает вариант прямого кредитования предприятий, чего раньше никогда не было.

- Плюс государственные гарантии и это очень принципиальный момент. Последнее заявление первого вице-премьера Игоря Шувалова заключалось в следующем: мы не пойдем на создание банка токсичных активов по освобождению балансов предприятий и банков, так как, во-первых, у нас нет менеджмента, который мог бы работать достаточно продуктивно в кризисной ситуации, во-вторых, у нас гигантская коррупционная составляющая. Но при этом меня потрясают такие признания высокопоставленных чиновников, так как непонятно, где находится тот силовой блок, который обязан функционировать в данной ситуации. Ну, и наконец, третье, это проблема самих банков и предприятий, так как они ответственны за все те долги и проблемы, которые имеют в настоящий момент. Как вы относитесь к идее токсичного банка?

 - Я отношусь к этой идее неплохо, но это две разные идеи. С одной стороны мы говорим о кредитовании предприятий. То, что я предлагаю – это выпуск долговых бумаг этих предприятий, выкуп государством значительной их доли, порядка 80%, предоставление государством гарантий на оставшиеся 20%. В этой ситуации частные инвесторы могли бы выкупать эти бумаги, зная, что они гарантированы государством. Система гарантий во время кризиса должна быть очень развитой.

 - При этом наверняка оживет долговой рынок, который сейчас, мягко говоря, находится в неживом состоянии.

 - Что касается формулировок господина Шувалова. Печально слышать, что правительство не может решить эти проблемы, но откровенное признание иногда лучше, чем попытка что-то решить, когда ты не можешь этого сделать.

Вопрос радиослушателя.

- И та и другая мера, на мой взгляд, были довольно странными. Поддержка фондового рынка – это решение, которое было заведомо обречено на неудачу. Сейчас уровни фондового рынка ниже, чем те при которых началась поддержка. Мы видели подобного рода мероприятия в 1990-е годы в Японии, которые тоже не привели ни к какому успеху, поэтому это была пустая трата денег. Что касается второго вопроса по поводу повышения процентной ставки. В данном случае это имеет смысл только в условиях, когда рублевая система в достаточной мере отсоединена от долларовой; в противном случае – это бессмысленно. Может быть как раз наоборот, имело смысл ужесточить валютное законодательство, вернуться к идее неполной конвертируемости и снизить ставку. Потому что в нынешней ситуации, чтобы отвечать приблизительно равной доходности и в рублях и в долларах, нужно иметь процентную ставку, приблизительно 90 годовых, что на сегодняшний день практически нереально.

 - Все эти веще, в общем-то, абсолютно понятные и прозаичные. Вчера в этой студии был представитель комитета Совета Федерации РФ по финансовым рынкам и денежному обращению г-н Ананьев. Он не говорил о мерах, которые можно было бы предпринять, но он также подверг сомнению решение о том, чтобы поднять ставки рефинансирования. Мне хочется понять, если все всё понимают, то почему эта проблема не решается? Почему мы пошли на повышение ставки рефинансирования? Мы пытаемся решить вопрос с рублевой ликвидностью, мы пытаемся прервать, предотвратить валютную спекуляцию?

 - Мне кажется, что вопрос о ставке здесь вообще лежит на дне основного направления, основной части дискуссий и программы мер. Это решение было воспринято как данность и не повлияло ни на что абсолютно. Я думаю, что и банки сейчас не ориентируются на ставки ЦБ в своей кредитной политике.

- То есть ставка ЦБ – это не ставка ФРС.

- Совершенно верно. ЦБ сделал очень много правильного; он уменьшил требования к обязательным валютным резервам. Я думаю, что необходимо было срочно принять законодательство, которое избавит клиентов банков от платежей выше ставки ЦБ чистой прибыли. Я думаю, что момент, когда это нужно было сделать, уже давно прошел, но все же сейчас эта необходимость сохраняется, потому что мы дважды ставим предприятия в плохую ситуацию, так как мы берем с них очень большие проценты, а во-вторых, в виду того средний процент по кредиту сейчас 20-25%, а ставка ЦБ – 13%, то эту разницу они должны компенсировать из чистой прибыли после налогообложения. На мой взгляд, это абсолютно безумно, и ЦБ должен пролоббировать в Государственной Думе принятие подобного законодательного проекта в рамках антикризисного пакета.

 Вопрос радиослушателя.

 - Очень хороший вопрос, но я совершенно не согласен с нашим радиослушателем. Дело в том, что это квазисоветский подход относительно национального и ненационального производителя. То есть получается, что ВАЗ – это наша национальная гордость, а завод Ford – это враждебное предприятие. В действительности, когда мы говорим о модернизации страны, о развитии промышленности, то нам должно быть абсолютно все равно, кому принадлежит то или иное предприятие. Российской Федерации важно то, какое сырье потребляет это предприятие, какую продукцию производит это предприятие, и кто занят на этом предприятии. Если это предприятие потребляет российское сырье, обеспечивает работой российских граждан и плати налоги в российский бюджет, то это абсолютно отечественное производство. В данном случае мы должны быть рады, что мы не покупаем эти вещи за границей. Мы не отправляем деньги, полученные от продажи наших металлов, нефти и газа, за рубеж, а производим на нашей территории эту продукцию. Более того, самое большое богатство РФ – это не газ и не нефть, а ее люди. Поэтому, если российские работники отучаются, - пусть и на заводе, построенном западным инвестором, - забивать болты дубинкой, если они не заворачиваются, как это делается на ГАЗе или на ВАЗе, то это должно нас радовать и вдохновлять по той простой причине, что мы должны развивать более технологичные производства и учиться тому, чтобы суметь произвести такую же продукцию, если нам это потребуется, как это делают китайцы.

- У нас сегодня очень хорошая аудитория. У них присутствуют разные подходы. Хотя я не думаю, что последний наш радиослушатель считает, что автокластер в Калужской области – это не наше, а АвтоВАЗ – это наше. Сама постановка вопроса заключается в том, что все говорят, особенно власть предержащие, что это шанс для наших автопроизводителей. Меня вчера потрясло заявление Гордеева о том, что необходимо ввести производство курятины и яйца. Первая реакция на это заявление, даже непрофессионалов: он что, не в своем уме?

 - Но это уже вопрос другого порядка, мне кажется, что наша управленческая система расчитана на отрицательный отбор, поэтому то, что там оказываются такие люди, не вызывает никакого удивления.

 - В данном случае будет к месту высказывание: лучше промолчите и сойдете за умного. Я еще могу понять решение о повышении пошлин на ввоз импортных автомобилей, но в сельском хозяйстве… Что это?

 - Мне это сложно комментировать.

 - Это безусловно сложно комментировать. Сложно комментировать даже то, почему надо повышать пошлины на ввоз импортных автомобилей. Обычные люди этого не воспринимают, потому, что считают, что российские автомобильные заводы выпускают просто хлам.

 - В данной ситуации меня смущает несколько другое. Нельзя подходить к одной и той же ситуации с абсолютно противоположных позиций. В.В. Путин, будучи на посту Президента РФ, сделал довольно много умных вещей. Одно из самых правильных его решений – это введение 13% налога. При этом у него был четкий аргумент: платите меньше, но регулярнее. Что касается нынешней ситуации. У нас сейчас есть налог на ввоз автомобилей 15-20%, но автомобили ввозятся и продаются. Если поднять ее до 40%, то автомобили не будут везти и их не будут покупать. Какая от этого польза, если ВАЗ все равно не производит продукции больше? То есть в одном случае Правительство додумалось до совершенно правильного решения, а в другом, - абсолютно идентичном, - этого не было сделано.

 - Мы продолжаем наш разговор. Владислав Леонидович, у меня для вас есть очень интересный вопрос, который мы затрагивали в прошлый раз. Этот вопрос касается реструктуризации. Почему ей не воспользовались? Сейчас в газетах очень много заголовков, которые заявляют о том, что кризис – это шанс для российской экономики. Я хочу понять, что это за шанс. Мы за год, два, три проведем резкую реструктуризацию, откажемся от сырьевой направленности нашей промышленности. Таким образом, что представляет из себя этот шанс в вашем понимании? Мне кажется, что кризис бывает шансом на возрождение после кризиса. Я абсолютно уверен в том, что когда экономика находится в депрессии, когда существует объективная нехватка кредитных ресурсов и так далее, то никакой перестройки экономики быть не может. Многие говорят об этом шансе, но я на сегодняшний день в него не верю. Единственный шанс, который у нас сегодня есть, – это шанс переосмыслить свое отношение к структуре российской экономики, к целям развития российской экономики, сформулировать стратегию развития российской экономики на ближайшие 10-15 лет, которую мы хотим иметь. Но воплощать данную стратегию можно будет не сегодня и не завтра, а только тогда, когда произойдет выздоровление мировой экономики. Я думаю, что в рамках этого кризиса мы не изменим свою сырьевую структуру, поэтому восстановление российской экономики есть следствие выздоровления мировой экономики.

Скажите пожалуйста, как человек профессионально разбирающийся в этих вопросах. Мне кажется, что российская экономика работает не на потребителя, а на свои собственные компании и корпорации, которые ориентированы на экспорт. У них есть свой бизнес. При этом они, конечно же создают рабочие места, платят налоги, но они не работают на российского потребителя. Очень не хочется сравнивать российскую экономику и экономику США, так как масштабы несравнимы, но там всячески пытаются оживить потребительский спрос. У нас же речь идет о простом вливании денег в экономику, которое по сути ничего не меняет.

 - Тут есть два аспекта. Во-первых, вы говорите, что российская экономика состоит из корпораций, которые работают не на нашу страну, а на зарубежные рынки, и я с этим должен согласиться. Но во многих других странах крупные корпорации далеко не всегда работают на собственную страну. Даже в Китае корпорации не всегда работают на собственную страну.

 - У них вся экономика экспортно ориентирована.

 - В арабском мире многие компании работают на экспорт, но я хочу подчеркнуть, что перераспределять финансовые потоки – это задача государства. В данном случае российское государство не слишком хорошо справлялось с задачей распределения и канализирования финансовых потоков, которые приходили в другие сектора российской экономики. То есть российское государство собирало все деньги, но не могло умело перенаправить их в те сектора экономики, которые в них действительно нуждались. Вся разница между российской правительственной стратегией последних лет и азиатской индустриальной стратегией 1980-х годов заключалась в том, что те страны тоже получали деньги в основном за счет экспорта своих товаров, так как их внутренние рынки не были развиты. Но те деньги, которые они получали от продажи своих товаров и те кредиты, которые они получали, они вкладывали очень эффективно для дальнейшего своего развития. У нас такой цели не было и нет по сей день.

 - Вам не кажется, что это по меньшей мере странно?

 - Это странно втройне, потому что у нас не было этой цели в первой половине 1990-х годов; у нас не было этой цели в начале 2000-х годов, и я не вижу обсуждений этой проблемы среди нашей политической элиты в настоящее время на очередном витке.

 Вопрос радиослушателя.

- Это, конечно же, печальное замечание, я слышал эту новость, она вызывает только лишь сожаление. Действительно, в последние дни стало понятно, что вливания в АвтоВАЗ были бессмысленными, потому что, если посмотрим на ситуацию за последние 15 лет, то мы увидим, что масштаб технологических обновлений на АвтоВАЗе минимальный. В 2007-2008 году масштаб издержек, которые шли на поддержание менеджмента и на непрофильные расходы был приблизительно в 2,5 раза больше, чем на любом другом автомобильном заводе в мире. Цены на продукцию АвтоВАЗа за последние 15 лет выросли вдвое даже в пересчете на доллары, а эффективность производства очень невелика. Я думаю, что это был большой просчет правительства поддерживать подобного рода предприятия, тем более инкорпорировать их во флагманские государственные корпорации вроде Ростехнологии. Мне кажется, что уже давно необходимо было приватизировать это предприятие, привлечь иностранных инвесторов, как это было, например, со «Шкодой» под очень жесткое выполнение государственных требований по поддержанию занятости. Думаю, что за 10-15 лет можно было провести очень серьезную реструктуризацию этого предприятия. Что касается пошлин, мы обсуждали это в перерыве, то я удивляюсь тому, насколько правительство умудряется делать совершенно разные выборы в совершенно одинаковой ситуации. В свое время, когда В.В. Путин еще был Президентом, то он предложил революционную идею о снижении подоходного налога до 13%. Была очень понятная идея: мы собираем меньший налог, но с большего числа людей и с четкой регулярностью. Это решение блестяще себя оправдало. Сейчас мы имеем точно такую же ситуацию. Мы имеем ввоз иномарок, имеем 15-20% пошлину на ввоз этих иномарок, а также постоянный денежный поток. Сейчас наше правительство пытается поднять этот налог до 40%, но при этом этот поток денег мы попросту теряем. Мы не будем иметь подержанные иномарки, у нас стоит АвтоВАЗ, и мы уменьшаем доходы с пошлин.

 - Но это заблуждение или же все-таки что-то другое? Почему в случае подоходного налога решение было принято абсолютно правильное, а в случае с пошлинами все происходит в точности наоборот.

 - Я думаю, что это не отсутствие системного мышления, я думаю, что многие решения в правительстве принимаются под воздействием сиюминутных обстоятельств или даже влияний. Был прекрасный момент, когда уже Премьер Путин этой осенью, - беседуя с гражданами России в прямом эфире по горячей линии по обращению какой-то дамы, - заявил о том, что нужно изменить квоты на трудовую миграцию, после этого соответствующее распоряжение было отослано в государственный комитет, занимающийся вопросами миграции. Я думаю, что это приблизительно такого же рода решение, которое принимается спонтанно, совершенно неосмысленно. Но самое печальное в нашей элите это то, что она не способна признавать свои ошибки. То есть даже когда в Законодательное собрание той области несколько раз обратились с этой просьбой, то проблема не была решена, потому что было очевидно, что такое решение не было выгодно.

 - То есть здесь присутствует некая импульсивность, конъюнктурность.

 - Все это появилось не сейчас, такое случалось и раньше.

 - Владислав Леонидович, я не могу не спросить вас, прежде чем мы вновь вернемся к нашим слушателям, по поводу ФАС и нефтяных компаний. Прозвучали заявления господина Артемьева о том, что «мы вас выведем на чистую воду», так как те цены на бензин, которые сейчас выставляются в рознице, не соответствуют действительности. Опять же я вернусь к общению Путина с народом, где он сказал, что есть социальная составляющая, и пока мы не можем изменить структуру налогообложения данной цены, к тому же нефтяные компании испытывают трудности в связи с изменениями конъюнктуры. Но кто здесь прав?

 - Это совершенно иной случай, и я думаю, что здесь все правы, здесь Путин заявил с потрясающей откровенностью, что проблемы нефтяных компаний перекладывается на простых граждан, россиянам это было предложено понять и согласиться с этим. Но то, что сейчас делает Артемьев – не совсем правильно. Все это говорилось тогда, когда литр бензина стоил больше доллара в переводе на валюту, что было приблизительно в три раза выше, чем в США. Но события последних месяцев решили эту проблему сами, так как произошедшая девальвация рубля привела к тому, что литр бензина стал стоить не больше доллара, а чуть более 50 центов. Мне кажется, что остается только перекреститься и сделать так, чтобы цены не росли сейчас.

 - Но по словам господина Артемьева можно сделать вывод о том, что сейчас существует картельный сговор.

 - Такой сговор действительно существует и борьба с ним приведет к позитивным результатам, но сейчас я бы акцентировал внимание не на этой борьбе, а на том, чтобы цены на бензин больше не росли.

 - Может быть, следует пойти на изменение структуры налогообложения?

 - Я думаю, что сейчас этого делать не стоит, потому что наша система налогообложения показала свою неэффективность и негибкость даже в условиях основной пошлины на нефть, мы только что приблизились к оперативному реагированию на изменение цен на мировых рынках. Я думаю, что это не самая катастрофическая проблема, которая сегодня имеется. Мне кажется, что сегодня следует заняться более существенными проблемами.

 - Мы продолжаем общение с нашими слушателями.

Вопрос радиослушателя.

 - Я, честно говоря, не понял того, в чем состояло предложение. Я осмыслил только первую часть выступления нашего слушателя, которое касалось технологического потенциала, интеллектуального потенциала. Я достаточно скептически отношусь к подобным суждениям по двум причинам. Во-первых, потому что за последние годы, к сожалению, я могу судить только по общественным наукам, у нас в значительной степени нарастает дилетантизм, я надеюсь, что в естественных науках это проявляется меньше, но интеллектуальный и педагогический потенциал в значительной мере утрачивается нарастающими темпами. Отток умов из России за рубеж, после распада СССР, снижение уровня преподавания и уровня науки существенны, поэтому я думаю, что с таким интеллектуальным потенциалом, который у нас сейчас существует, за исключением очень узких отраслей, нам очень сложно конкурировать с иностранными компаниями. Но при этом я абсолютно не отрицаю, что молодое поколение сейчас креативно и творчески сильно развито, оно может создавать интересные решения в научной сфере и прикладной сфере. Но проблема заключается в том, что на мировом рынке практически не существует факта торговли технологиями. Если мы посмотрим на развитые страны, например, США, - крупнейшего экспортера технологических решений, - то мы увидим, что они имеют приблизительно 4,5% в экспорте товаров технологического назначения: патенты, лицензии и так далее. В Канаде этот показатель составляет около 2,5%, в ЕС – 2%. В данной ситуации, экспортируя технологии, мы не сможем решить свои проблемы. Сегодня Газпром экспортирует в 4 раза больше товарной массы, чем компания Microsoft. В данной ситуации – это не решение, на мой взгляд. Решение могло бы быть достигнуто только в том случае, если бы в России существовали реальные производственные мощности, которые могли бы применять эти технологии в своем производстве и доводить до уровня либо уже применяемого в массовом масштабе технологий, либо опытных или готовых образцов продукции. В данной ситуации этого нет, поэтому мне кажется, что главная задача для России – стать развитой индустриальной страной, а затем, опираясь на наши умы, двинуться дальше, но не перескакивать этапы развития.

 Вопрос радиослушателя.

- Согласен с общим пафосом. Я хочу подчеркнуть, что в данном случае основной причиной дороговизны бензина явл