Владислав Иноземцев:

Я постараюсь прокомментировать несколько проблем, которые сегодня поднимались, и начну с того, что основная тема – обозначенная как исследование модернизации – фактически не была серьезно затронута в большинстве выступлений. Сейчас вернуть обсуждение к заявленной повестке дня уже невозможно, если оно ушло уже так далеко, что мы обсуждаем проблему сценариев Хангтингтона или веток газопроводов, подменяя ими модернизационную тематику. По поводу модернизации говорилось в основном в ценностном аспекте, в аспекте, скажем так, политическом. Я не вполне понимаю, почему так часто упоминается о ценностях в рамках модернизации. Я не вижу ничего плохого в том, что модернизационные парадигмы возникли после Второй мировой войны, распространяясь с Запада и рассматриваясь как универсалии, которые нужно было «приложить» к развивающемуся миру для достижения им элементарного порядка. Мне кажется, что желание развить какую-то территорию и сделать режим в ней более предсказуемым и понятным – неплохая цель, а накапливающееся у нас в экспертной среде в последнее время недовольство этой ценностной подоплекой западной модернизации, обусловлено тем, что мы просто бесимся оттого, что не смогли предложить собственную модель, она полностью обанкротилась, теперь нам не нравится, что Запад рассматривает свою модернизацию как идеологическую.

Надо пережить это унижение и действительно подумать о том, каким образом поучаствовать в этом конструктивном процессе. Что касается самобытности, то я полностью согласен с выступавшим господином Руткевичем: самобытность действительно существует, но самобытность эта надстраивается над общими моментами модернизации. Никто из серьезных западных авторов не пытается говорить, что модернизация в Индии, Китае, России, Бразилии должна идти по одним лекалам, все признают право этих государств на особость модернизации – вопрос заключается только в том, что существуют некоторые общие правила (не ценности, о которых я вообще бы сейчас не стал говорить), по которым идет игра на мировой экономической арене, и те, кто пытается в них встроиться, очень часто извлекают выгоду из их соблюдения.

Эти правила не только дают ныне Соединенным Штатам возможность грабить остальной мир, как утверждают Максим Шевченко или Михаил Леонтьев, а в том числе и пробиваться в ряд нормальных государств тем странам, которые не так давно еще были очень бедны и неразвиты. Поэтому мне кажется, что надо подходить к вопросам модернизации скорее технократически.

Далее. Мне не нравится сама специфика дискуссии о модернизации в том ее виде, в каком она идет в России. Сегодня докладчики выступали на разные темы, и мы постоянно слышали, что «некоторые эксперты считают…», что «есть мнение…», что «принято считать…», и так далее. Если вы считаете, что есть точки зрения, с которыми вы спорите, то говорите, кто их придерживается. Потому что в нашей дискуссии часто возникает ситуация, что сначала критик придумывает позицию, а потом ее тщательно разбивает, не оставляя камня на камне. Этого было очень много и в сегодняшних докладах – что очень печально.

Что касается кризиса, то я буду здесь явно в меньшинстве, но я хочу подчеркнуть, что этот кризис достаточно «стандартный». Конечно, он более масштабен, чем кризисы последних десятилетий, но это происходит оттого, что это первый кризис эпохи развитой глобализации. В обычном кризисном цикле периодически возникал элемент перепроизводства, все потом начиналась реакция, производство замедлялось, начиналась рецессия, и т.д. – но все это было перепроизводством в рамках одного государства, одной страны либо одного региона. Сейчас США, которые не ответственны за этот кризис, но стали его первым звеном – слабым звеном, воспользовались той возможностью, которая открывалась как положением доллара в мировой валютной системе, так и желанием развивающихся стран развиваться за счет американского рынка, и отсрочили наступление кризиса, обеспечив гораздо большее собственное перепроизводство, выталкивая валюту из страны, перенося спрос на развивающиеся рынки. Поэтому кризис стал более масштабным и вовлек в себя гораздо большее количество стран и субъектов. Но выход из него будет таким же, как и всегда. Я думаю, что этот кризис зальют деньгами даже быстрее, чем кажется на сегодняшний день, а то, что будет позже – это перенос кризисной тенденции на какой-то более отдаленный срок. Это не лечение, но это выход. Это как не пройти курс лечения, просто съесть Coldrex и побежать на следующий день на работу. Эффект от колдрекса наступит быстро, но что последует за ним, сказать тяжело.

Что же касается темы, которая была поднята сегодня как основная – темы российской ориентации на Запад и Восток, – то я здесь хотел бы сделать три комментария. Во-первых, Иосиф Евгеньевич [Дискин] сказал, что неверно считать наших руководителей людьми, которые совсем ничего не понимают, как могло показаться из конфликта с Украиной. К сожалению, я, смотря на нашу экономическую политику, не вижу ни одного повода сегодня считать, что в стратегических позициях они действительно что-то понимают. Можно считать, что «страной не правят же идиоты» – но от этого положение не изменится. Правят нами именно они. Например, здесь говорилось, что трубы на Дальний Восток нет, что до Китая газ не дойдет, что китайцы его не собирались покупать, и эта тирада заключалась тем, что в конце концов на Дальнем Востоке будет построен терминал, где газ будет сжижаться. Господа, видите ли вы вменяемость в действиях власти, которая не может построить терминал на Балтике по сжижению газа, а гонит газ через всю Сибирь, чтобы сжижать его там?

Что касается Запада и Востока. Мне было приятно услышать, что фактически все докладчики сошлись в том, что разворот России на Восток будет печальным событием. Я с этим полностью согласен. Мне кажется, что Китай не в полной мере сегодня самостоятельный субъект в экономическом плане, и ориентироваться на него вместо того, чтобы ориентироваться на Европу – это жесточайшее снижение планки, этого, конечно, нам не следует делать. Что касается вопроса о том, насколько Европа стабильный потребитель – я не уверен, что она стабильный потребитель. Любого потребителя можно отучить быть нормальным, и наша власть на этом направлении сильно старается. Но так или иначе это вызывает не столько вопрос о трубопроводе в Китай, сколько о заводах по сжижению газа в Мурманске и на Черном море.

Я хочу закончить следующим. На мой взгляд, сегодня наша задача – серьезно постараться подходить к вопросу модернизации, не пытаться увязывать его с ценностями, понимать, какую реальную ситуацию мы сейчас имеем, в каком положении находимся, какие задачи для нас по плечу, какие нет. Нам нужно определиться с целями. Ни одна нация, которая успешно модернизировалась, не делала этого без успешной постановки цели. Ее у нас, к сожалению, нет. Или она формулируется так абстрактно, что вообще не может быть достигнута. Вот нам надо четко сформулировать цели, понять чего мы не можем достичь, потому что реализм должен присутствовать в любом модернизационном проекте; серьезно изучить то, что делали в Азии, Бразилии, в Восточной Европе, подумать о том, по какому пути идучи, мы можем получить больше успехов при меньших издержках.

Я не большой сторонник российской системы управления – но я хочу подчеркнуть, что ни одна модернизация не проводилась либеральными методами. Многие из них проходили в условиях, далеких от демократизма. И нужно просто понять масштабы опций, которые существуют, оценить, что мы можем сделать сами, что мы должны заимствовать, как мы должны идти, и говорить не абстрактные вещи, а стремиться как-то более или менее конкретизировать повестку дня. Потому что у нас просто нет времени на абстракции. Момент кризиса, который мы переживаем – ххороший момент для переосмысления ценностей и ориентиров, но кризис кончается, причем иногда даже быстрее, чем начинается. А когда он заканчивается, начинается время дела, а я думаю, что после кошмариков, которые мы расскажем друг другу во время кризиса окажется, что кризис кончился, а повестки дня у нас как не было, так и нет. Вот это самое печальное, что нас может ждать.