Россия, 30 апреля 2009 г. Декларации о намерениях

Владислав Иноземцев

Одним из наиболее неоднозначных событий, случившихся в этом месяце, стали публикации деклараций о доходах и имуществе высших руководителей Российской Федерации, а также ряда министров, губернаторов и ответственных работников администрации президента России. Сообщения, что президент получил в 2008 г. 4,14 млн руб., а премьер-министр – 4,62 млн руб., равно как и известия о том, что жены чиновников, как правило, зарабатывают больше своих мужей, вряд ли вызвали интерес – просто потому, что в реальность этих деклараций мало кто поверил. Однако остается нерешенным важнейший вопрос, ради которого была затеяна вся эта кампания: поможет ли «открытость» чиновников победить коррупцию? Думает­ся, нет. И на то есть несколько оснований

Одним из наиболее неоднозначных событий, случившихся в этом месяце, стали публикации деклараций о доходах и имуществе высших руководителей Российской Федерации, а также ряда министров, губернаторов и ответственных работников администрации президента России. Сообщения, что президент получил в 2008 г. 4,14 млн руб., а премьер-министр – 4,62 млн руб., равно как и известия о том, что жены чиновников, как правило, зарабатывают больше своих мужей, вряд ли вызвали интерес – просто потому, что в реальность этих деклараций мало кто поверил.

Причин тому несколько. Во-первых, сами декларации не слишком подробны. Они не раскрывают источников доходов и объем налоговых платежей (так, например, опубликованная 15 апреля декларация доходов Барака и Мишель Обамы за 2008 г. указывает на то, что из $2,66 млн, полученных ими в прошлом году, более $2,4 млн поступило в качестве гонораров за книги Барака, около $140 тыс. составила его зарплата сенатора и почти $63 тыс. заработала Мишель – руководитель госпиталя Чикагского университета, при этом семья заплатила в качестве налогов $855 тыс., или 32% своих доходов).

Во-вторых, в поданных нашими чиновниками декларациях не указано, какие должности и в каких организациях/компаниях занимают их супруги и другие родственники. Описание имущества выглядит издевательски неполным – например, можно владеть участком в 50 соток в Барвихе или в Орловской области и стоимость такого имущества будет отличаться в сотни раз: но конкретного описания имущества, равно как и его оценки, в декларациях нет.

Во-третьих, настораживают поразительно малые различия между доходами чиновников разных уровней. Зарплата президента России по основному месту работы составляет всего 4,14 млн руб., а доходы его помощ­ников – от 3,05 до 5,34 млн руб. Получается, что глава государства зарабатывает на 10% больше своего среднего помощника. Для сравнения: в США официальный оклад президента составляет $400 тыс. (и еще $269 тыс. на дополнительные траты), а его ближайших советников – от $165 до $210 тыс., то есть разрыв составляет 3–4 раза. А когда знакомишься с декларациями наших чиновников, возникает непреодолимое ощущение того, что всем им, относящимся к категории «A», назначена своего рода официальная минимальная зарплата – а в остальном, видимо, предоставлена полная свобода действий.

Однако остается нерешенным важнейший вопрос, ради которого была затеяна вся эта кампания: поможет ли «открытость» чиновников победить коррупцию? Думает­ся, нет. И на то есть несколько оснований.

Во-первых, сами по себе декларации ничего не дают. Да, посетители президентского сайта узнали, например, что начальник Контрольного управления президента г-н Чуйченко заработал за год 368,5 млн руб. и что его жена, владеющая двумя домами общей площадью в 1100 кв. м и земельными участками в полгектара, работает в должности, которая принесла ей всего 92 тыс. рублей в год (столько в Москве не получает даже банковская операционистка). Ну и что? Значит ли это, что данный человек счастлив, доволен и неподкупен? Да никто и не собирался подозревать его в коррупции – ведь хорошо известно, что основной массив коррупционных сделок в России приходится не на министров, а на работников среднего звена министерств и ведомств, а также силовых и контролирующих структур, а об этих людях мы как ничего не знали, так и не узнаем.

Во-вторых, бессмысленно подавать декларации, пока существуют массовые примеры того, как жены, дети, племянники и иные родственники чиновников делают бизнес в сферах, непосредственно ими регулируемых. Зачем вообще составлять декларации, когда тандем Ю. Луж­кова и Е. Батуриной у всех перед глазами и такое положение считается нормальным?

Что следовало бы сделать в России, чтобы антикоррупционная политика стала реальной, а не сводилась к декларациям (как недавно опубликованным – о доходах, так и оглашаемым на бесконечных парадных мероприятиях – о намерениях)?

Прежде всего замечу: не стоит говорить, что наши чиновники получают недопустимо мало, и поэтому их легко подкупить. Зарплата в 1–1,5 млн руб. в год, которая распространена в министерствах и ведомствах, в 5–8 раз превосходит зарплату среднего россиянина. В США и большинстве европейских стран разница таких доходов составляет 3–4,5 раза. Поэтому российские чиновники получают даже больше, чем заслуживают, если исходить из реального состояния экономики, а не из тех мифических показателей ВВП, которых некоторые все еще надеются достичь к 2020 г.

Поэтому необходим ряд мер, причем большая часть из них должна отражать российскую специфику и принимать во внимание масштабы коррупционной проблемы в нашей стране.

Для начала необходима некоторая «регуляризация» правил. Во-первых, нужно отказать чиновникам в служебных автомобилях, предоставлении услуг и жилья по сниженным тарифам и т. д. Рассчитать стоимость этих услуг в реальных ценах и повысить доходы соответственно с таким расчетом. Возникнет заметная дифференциация заработных плат первых лиц ведомств и обычных клерков, что будет встречено всеми с пониманием. Во-вторых, следует ввести персональную ответственность руководителей за коррупцию подчиненных (например, после возбуждения двух дел о коррупции в отношении лиц, назначенных министром, его заместителем, начальником управления и т. д., назначившее проштрафившихся работников лицо снимается с должности и отстраняется от госслужбы на пять лет). В-третьих, объявить мораторий на прием на работу в непосредственное подчинение госслужащего лиц, ранее работавших у него в прямом подчинении в других учреждениях или корпоративных структурах. В-четвертых, любые должности от начальника отдела министерства и выше (не считая министров и начальников ведомств) замещать только по результатам открытого конкурса.

Следующий шаг должен быть более радикальным. Сегодня очевидно, что ни о какой независимости прокуратуры и судов речи не идет. Видимо, необходим новый антикоррупционный орган, который бы действовал на принципиально иной основе (некоторым аналогом, как ни странно, может выступить Центральный банк). Этот новый орган не должен стоять наравне с министерствами или ведомствами. Его глава должен избираться не менее чем из пяти кандидатов, обладающих достаточным опытом правоохранительной деятельности, в ходе выборов в Государственную думу и быть несменяемым.

Основными задачами структуры должны стать, с одной стороны, контроль за расходами и активами государственных служащих (в отношении всех находящихся в штате федеральных министерств и ведомств, а также региональных органов власти необходимо восстановить контроль за расходами и за используемым ими имуществом); с другой – расследование всех обращений граждан с жалобами на коррупцию.

Действуя независимо от других госструктур, Антикоррупционный комитет финансировался бы за счет конфискации имущества и денежных средств, полученных изобличенными коррупционерами. Его руководство могло бы устанавливать объемы компенсаций тем, кто способствует раскрытию коррупционных преступлений; финансировать программы защиты свидетелей, выплачивать зарплату и вознаграждение собственным служащим, выделять средства на проведение оперативных мероприятий. Следствие вели бы прокуратура и следственный комитет; работники Антикоррупционного комитета, как заинтересованные в доведении дела до суда, представляли бы в судебных разбирательствах сторону обвинения. Образующаяся по итогам каждого года прибыль этой «некоммерческой» организации перечислялась бы в доход федерального бюджета.