На мой взгляд, надежды 1989 г. были, увы, иллюзорными. Демократическую систему предполагалось построить в обществе, давно забывшем традиции частной собственности и к тому же находившемся в состоянии углубляющегося экономического кризиса. Демократия того времени имела слишком много черт популизма, чтобы не воплотиться в тот или иной тип авторитарной власти. Среди самих демократов было мало (а ровно 20 лет назад стало еще меньше) людей, которые отстаивали саму демократическую идею, а не пользовались ею в своих интересах. Неудивительно, что они «демократически» избавились от законно избранного парламента в 1993-м, «демократично» обеспечили победу своему кандидату на президентских выборах 1996-го и в высшей степени «демократично» выбрали ему подходящего преемника в 1999-м.

Настоящие демократии формируются десятилетиями, по мере того как «взрослеют» народы. Появившись случайно, они редко оказываются жизнеспособными. Парадоксально, но движение в сторону демократии либо начинается элитами, либо подготавливается действиями элиты. И в обоих случаях оно оказывается устойчивым тогда, когда общество уверенно идет по пути экономического прогресса и возникает широкий класс тех, кому жизненно важны разумные и предсказуемые правила игры, которые создаются ответственным выбором значительного числа граждан, а не прихотью отдельных вождей. Класс людей, уверенных, что они не вызывают у остального общества эмоций, исключающих возможность обратиться к нему за поддержкой. Это означает следующее: демократия имеет прочные основания лишь в обществе, которое на протяжении определенного периода времени демонстрирует уверенное развитие и элита которого не является паразитической. Иными словами, демократия с наибольшей вероятностью формируется в успешно модернизирующемся обществе.

Модернизация — важнейший инструмент демократизации. Именно ее отсутствие определило неудачу позднесоветского демократического проекта. Многие успешные демократии в последние десятилетия формировались там, где ради экономического успеха полуавторитарные режимы допускали — а чаще сами инициировали — модернизационные преобразования. Модернизации не приносили демократию сразу, но популистская демократия никогда не вела к модернизации. Как отмечают сегодня многие западные исследователи, нелиберальная демократия хуже авторитарного либерализма. Собственно говоря, второй и явился основной политической формой для большинства успешных модернизаций в Азии и Латинской Америке в конце ХХ в.

Сегодня в России сторонники демократических перемен не могут не быть адептами модернизации. За последние 20 лет отставание страны от Запада не сократилось, а возросло — и потому новая волна популизма, если она возникнет вследствие разочарования действиями власти, приведет к формированию еще более недалекого режима, чем установившийся в 2000 г. Начиная модернизацию, авторитарная власть подписывает себе «приговор с отсрочкой исполнения», приносит — пусть даже неосознанно — свои интересы в жертву будущему процветанию нации. И сейчас все те, кто желает России демократического и успешного будущего, должны стать «прорабами модернизации». Правда, опросы общественного мнения показывают, что ее лозунги пока готовы воспринимать всерьез несколько процентов россиян. Но модернизации Южной Кореи в 1960-е гг. и Бразилии в 1970-е тоже начинались не с плебисцитов. Они ими заканчивались, когда граждане осознавали, что власть, вынужденно начавшая модернизацию, им больше не нужна. Когда-нибудь это случится и в нашей стране, но пока надо не дать элитам «заболтать» модернизационную повестку дня, которая одна только может превратить Россию в стабильную либеральную демократию.

Разумеется, это случится не завтра. Двадцать потерянных лет пролетели как миг, и сегодня нам остается лишь сожалеть о том, что мечты Андрея Сахарова остаются мечтами. Но надо постараться, чтобы следующие 20 лет были более плодотворными.